Айдоса Джумалинова раньше знали как Strong Symphony. Под этим никнеймом он писал биты для Скриптонита, Jillzay и ЛСП, а сейчас, покинув объединение Musica36, он готовится к выпуску дебютного сольного EP
Айдос “Dose” Джумалинов — живой пример того, как битмейкер, поставлявший музыку для первых звезд русской рэп-сцены, сам берет в руки микрофон и начинает петь.
Его отпечатки пальцев (тогда он носил битмейкерский никнейм Strong Symphony) можно обнаружить на альбоме Скриптонита “Дом с нормальными явлениями” и совместном релизе Truwer и 104. Он писал биты для ЛСП, группы Хлеб, Thomas Mraz и других заметных артистов.
Он своими глазами наблюдал зарождение формации Jillzay. Обрывал номера Скриптонита задолго до того, как известность Адиля распространилась за пределы родного региона. И он явно приложил руку к бэнгерам, которые будут прокачивать наши колонки в ближайшие год-два, но сейчас его мысли сконцентрированы на “Лото”, дебютном сольном EP, который он выпускает третьего апреля.
Как Скриптонит кинул меня на БИТ
На “Лото” Айдос (или Дос, как называют его друзья — отсюда и новый псевдоним) приходит к легкому урбан-попу и отсылкам к RB нулевых.
— Я бы не сказал, что мой вклад в музыкальную составляющую Jillzay и всей этой движухи был каким-то колоссальным. Много музыки отдавалось ребятам, да, но по финалу моей музыки там мало. Я принимал участие в нескольких треках Адиля и помог написать музыку на пол-альбома 104 и Truwer “Сафари”.
Я всегда писал разную музыку. Даже сейчас, когда пишу песни Dose, я поднимаю старые архивы своих битов и оттуда что-то выдергиваю. Этот EP в большей степени на старую музыку записан.
— Ты любишь R то, что он делал году в 2011-м — это отдельная история.
— Ты долго подступался к тому, чтобы запеть?
— Я же пел всегда, все детство. Я был вокалистом еще до того, как начал писать музыку. Выступал за школу на всяких городских конкурсах, пел “Крылатые качели”. У меня был фальцет, звонкий высокий голос. Меня везде пихали выступать.
У меня был одноклассник, который читал рэп. Я увидел, какое внимание он привлекает. И он меня подстегнул. Это было почти 12 лет назад. Говорит: “Спой у меня”. Было мероприятие, приуроченное ко дню борьбы со СПИДом.
Мы сделали песню, пели и потом я захотел зачитать — и сделал это своим очень высоким детским голосом. Это было смешно. Потом мы сделали с ним группу и все пошло в другую сторону. Я стал двигаться как рэпер.
— Каким был район Павлодара, где ты рос?
— Не самым благополучным. У нас есть район Алюминстрой, сейчас его сносят, — это двухэтажки, их, по-моему, строили для работников завода, маленькие “восьмиквартирники”. Там я жил лет до пятнадцати.
Это был плюс-минус самый хуевый район города, но я не помню — может, потому что был совсем малой, — чтобы мы с родителями голодали. У нас всегда было что поесть. У меня отец был крутой, он всегда все промучивал круто.
Его не стало в 2010 году. Он хотел, чтобы я был юристом, как и он, и я получил диплом, чтобы он был счастлив.
— Ваш успех, успех твоих коллег создал какой-то бум на рэп-сцене страны?
— Однозначно. Все увидели, что можно реализовать что угодно, все сдвинулись с мертвой точки. Казахская музыка очень долго не выходила за пределы страны. А потом совершила переход на следующий уровень.
— В начале десятых, когда оттуда поперли фрешмены, было заметно, насколько эта сцена отличалась от того, что делали в Москве и Питере, этот прибаунсованный саунд.
— У нас не было такой истории, как в русском рэпе. Андеграунд, конечно, был, но в большей степени похожий на западный рэп конца нулевых. В Казахстане с самого начала слушали преимущественно западную музыку.
Русскоязычную музыку я начал воспринимать, когда уже сам стал рэповать. Это 2009 год. Мне нравились Каста, Krec, Ассаи, Триада, Ант. Я же лирик, у меня были такие песни: про отношения, любовь, про внутряк между парнем и девушкой. Хотя я был малой, мне 16 лет, а уже казалось, что все повидал и могу другим рассказать.
— Единственный фит у тебя на релизе — это V $ X V PRiNCE. Его у нас мало знают, а ведь он чуть ли не главная рэп-звезда региона.
— Месяц назад он в Алма-Аты собрал восемь тысяч человек на концерте. Представь, как я офигеваю, что он там большой артист, а в Москве о нем знают немногие.
Он выстрелил у нас, потому что говорит о близких и понятных темах, и делает это легко. У него легкие песни. Он постепенный, очень много работает. Я ему сейчас продюсирую следующий альбом. Он выйдет к его тридцатилетию.
— Кого еще можешь назвать из крутых местных артистов?
— Zoloto — это очень круто. Нравится, что делает The Limba, что делает M’Dee. Это уже большие артисты.
— Как ты пришел к битмейкингу?
— Когда я начал заниматься рэпом с другом, мы быстро заебались читать на инструменталы 50 Cent и The Game. Я почти сразу начал увлекаться созданием музыки. Fruity Loops, Hip-hop eJay, стандартная тема.
В 2009 году я узнал про чувака, который продает биты за доллары и который живет в Павлодаре, — и охуел. Это был Скрип.
Через какое-то время начал хуярить ему везде просто, написывал как фанат. Он тогда работал на какой-то стоянке. Пробил номер через знакомого. Туда звонил, домой звонил. Как щегол, который хочет узнать, как что делать.
Офигел, насколько у него были крутые биты.
— В итоге дозвонился?
— Недавно читал мысль, что сейчас в русскоязычном рэпе поколение битмейкеров, которые не очень успешно пытаются быть рэперами. Мол, они слабы в плане текстов. Ты с этим утверждением согласен?
— Согласен. Я думаю, что дело в образе жизни этих людей. Битмейкеры ничем не живут, они сидят и ковыряют музло, им не о чем петь.
Это, наверно, применимо и ко мне в какой-то степени. Я бы не назвал себя сильным лириком. Но я — чувак, у которого в голове много заморочек, и я пытаюсь нитями их вытянуть из себя. Можно всегда обратиться к друзьям, которые умеют хорошо писать.
Я же как начинал писать: сначала музыка, а потом мотивы напевал на птичьем языке. Пытаясь превратить это в какой-то русскоязычный текст, поначалу звучало плохо. И я решил, что у меня ничего не выйдет.
Получаться начало относительно недавно. Сложно делать песню, крутить ее, заниматься всем циклом. В какой-то момент надо стать саундпродюсером, потом инженером. Я никогда не пробовал себя в этом ключе.
Когда я был малым, я писал тексты, кому-то они нравились. Но когда ты уже взрослый и понимаешь, что хорошо, а что плохо, это уже делать сложнее. Не получалось облечь в слова то, что было в голове.
— Когда слушал твой релиз, у меня родилась формулировка “романтичный баттл-RWho Want It»
Freddie Gibbs сюда залетел, я предполагаю, потому что это какой-то его кореш. Не знаю, насколько он там популярный… Громким артистам так и не получилось мне сделать кредитсы. Бит они взяли в лизинг, никаких серьезных движух. Потом выпустили клип, мне через три месяца кто-то написал: “На твой бит залетел Freddie Gibbs”. А я и не знал.
Источник: the-flow.ru
Скриптонит: «Не хочу, чтобы люди младше восемнадцати слушали мои песни»
Рэпер стал гостем в совместном альбоме Басты и Смоки Мо, записав с музыкантами треки «Лед» и «Миллионер из трущоб», а также поучаствовал в записи новой пластинки отца бристольского трип-хопа Трики, выход которой намечен на 2016 год.
Сейчас ваши треки и клипы не обсуждает только ленивый. Как вы пришли к популярности?
Я вырос в Казахстане, в поселке Ленинский, это в одиннадцати километрах от города Павлодара. В 11 лет увлекся рэпом, в 15 начал писать музыку, потом были первые группы и творческие объединения в Павлодаре, Алма-Ате. В 2009 году мы с другом Ануаром, который до сих пор со мной выступает, создали группу Jillz, благодаря которой нас стали узнавать по всем городам Казахстана.
В 2013 году мы сняли клип на песню «Выбор без вариантов», выложили в сеть, не ожидая особого эффекта. Но нас заметили ребята из «Газгольдера», потом были переговоры с лейблом звукозаписи «Союз», но мы решили все-таки выпускаться на «Газгольдере». Все это время я жил в Павлодаре и только полгода назад переехал в Москву.
И как жизнь в Москве?
Ну как жизнь — работа. Только совсем недавно я въехал в свою квартиру, до этого все время проводил на «Газе». И то моя девушка уехала по делам, и чтобы не оставаться дома одному, я снова пришел на «Газ», ночевал тут же, не вылезаю отсюда. Я в принципе не привязываюсь к городам, разве что к Павлодару. И поскольку сейчас мне удобно физически находиться в Москве, я тут.
Из столицы проще ездить на гастроли, здесь нужно встречаться по делам, сниматься в клипах. А записываться можно где угодно, лишь бы было желание. 70% альбома «Дом с нормальными явлениями» записан в Павлодаре, многие акапеллы взяты грязными — сделаны дома без звукоизоляции.
Вы не боитесь, что с переездом в Москву перестанете быть самородком из глубинки и начнете делать очередной коммерческий проект?
Со мной мои пацаны, которые мне не дадут зазнаться или поменять ориентиры по жизни. Я не стремился в Москву, переехал по надобности. Никогда не занимался музыкой ради женщин или денег, как это бывает у многих. Деньги, которых достаточно в Москве, отношения к людям не меняют, увеличивается только масштаб, я уверен. Только теперь я в состоянии финансово помогать родителям и сестре.
Я презираю одну черту характера у рэперов, да и у остальных людей она тоже есть: те, кто не может заработать, говорят, что творчество ради денег — фуфло. Те, кто делают свое дело только для себя, просто ничего не могут добиться и обманывают сами себя. Я не строю из себя хорошего мальчика, который всем только мира во всем мире желает. Я и шикарно жить хочу, и людям помогать. Одно другому не мешает, просто не надо жизнь в рамки загонять.
Что из американского или отечественного хип-хопа повлияло на формирование вашего стиля?
Еще в детстве на меня повлияли два альбома Эминема: The Eminem Show и Encore, а также персона Dr. Dre в их контексте, ведь именно он собрал пазл, создал качественный звук, помог выдержать все в одном настроении. Так в моей голове сложился эталон, каким должен быть альбом — не сборник или папка с треками, а цельная картина. По этому принципу я и записал дебютный альбом.
Битмейкерам — всем тем, кто пишет музыку и ищет семплы — необходимо перелопатить очень много материала. Я сам проштудировал все: от джаза 1920-х до этники, рока, блюза, соула, и во всем более или менее разбираюсь. Такое погружение — это та же самая школа, так же, как мы идем в библиотеку, читаем энциклопедии и черпаем знания. Поэтому захотелось мне сделать что-то латинское, я написал «Танцуй сама» на базе своих знаний. А с прослушиванием русского рэпа я завязал окончательно в 2009 году.
Почему?
Наше поколение с ранних лет привыкло воспринимать копии западной музыки: в 1970-х в СССР вывесили ярлык «эстрадная музыка», а это был тот же соул и фанк, только с менее динамичными распевами. Мы были приучены к худшей копии оригиналов.
Русский рэп, даже не копирующий целенаправленно американский, все же очень похож на самые ранние композиции родоначальников этого жанра с музыкальной точки зрения. Сейчас многие пацаны если не в ногу идут с американским рэпом, то совсем рядом. Но они не могут адаптировать смыслы под наш менталитет, поэтому тексты выглядят как дословный перевод на русский.
У меня самого был период до 2009 года с понтовым рэпом и англицизмами — тогда мы научились делать звук на западном уровне. И еще пять лет потратили на то, чтобы обычные человеческие темы зазвучали круто и понятно, как и привычные всем «сучка, сучка, деньги, деньги». Научились. И это стало отметкой, показателем для нас самих, что мы выросли.
Каковы темы ваших песен?
Я рассказываю о женщинах — люблю копаться в их психологии. А вообще моя главная тема — это люди как таковые. Чарльз Буковски хорошо сказал: «Гений мой произрастает из интереса к шлюхам, рабочим людям, трамвайным кондукторам — к одиноким, прибитым жизнью людям. И мне бы хотелось, чтобы именно эти люди читали мою писанину».
Я рассказываю о жизни обычного жителя постсоветского пространства с обыкновенными бытовыми проблемами. Поэтому стараюсь проще выражаться в своих текстах, чтобы мысли были доступными для многих. Какой смысл писать музыку, если тебя не понимают? Вот я не понимаю рэперов, которые читают о своем рэпе. Я считаю их очень ущербными людьми. Где вся остальная их жизнь?
Где люди в ней?
Вам важно, какие люди вас слушают?
Было неприятно, когда я в полном зале в Астане читал о молодых мажориках, тратящих отцовские деньги, абсолютно не понимающих их ценности, и при этом именно такие люди стояли в первом ряду, человек сто, с радостными лицами махали руками, не понимая, что я это говорил о них. На концерте-презентации альбома «Дом с нормальными явлениями» в Москве, возможно, были не те люди, которые проживают жизнь, о которой я рассказываю, но они хотя бы могут понять ее.
Был народ от двадцати двух лет, что не может не радовать. Мне хочется видеть в зале публику постарше. Конечно, подростки — самая благодарная аудитория, но они далеко не все понимают в моих текстах. Не хочу, чтобы люди младше восемнадцати слушали мои песни, и не важно, что я теряю на этом деньги.
Актриса и музыкант Даша Чаруша рассказала про то, как прошел концерт-презентация альбома Скриптонита в московском клубе Red:
У Скриптонита очень четкое и деспотичное в хорошем смысле представление о том, как должна звучать его музыка на концерте, и вся банда подпадает под его обаяние и транслирует то, что ему нужно. Мне кажется, прелесть Адиля в том, что он никому не пытается понравиться и делает то, чего не может не делать.
Он не лезет из кожи вон, чтобы продать свое творчество, загнать какому-то сегменту аудитории, не анализирует рынок. К тому же он обладает потрясающим вкусом и чувством ритма. И конечно, пишет поразительную лирику. Кто этого еще не понял, должен просто вслушаться в его тексты».
Скриптонит. Клуб «Космонавт», 27 декабря, 20.00
Интервью: Наталья Наговицына
Источник: www.sobaka.ru