Какую утопическую мечту выдвинули футуристы в качестве художественной программы

Содержание

Футуризм был третьим крупным течением русского модернизма. Внутри него существовали две основные группы: эгофутуристы и кубофутуристы. Первую из них возглавил И. Северянин. Кроме него, в нее вошли поэты Г. Иванов, К. Фофанов, С. Петров. В качестве теоретических основ этой группы провозглашались интуиция и эгоизм.

Объявляя устарелым творчество Пушкина и других реалистов, эгофутуристы претендовали на роль создателей нового искусства. Группа эта, просуществовав несколько месяцев, в ноябре 1912 года распалась. И. Северянин стал «попутчиком» новой футуристической группы — кубофутуристов, Г. Иванов и С. Петров ушли к акмеистам.

Футуризм как течение с полным основанием связывают с деятельностью другой группы — кубофутуристов, которую чаще всего называют просто — футуристы. В нее вошли поэты В. Маяковский, Е. Гуро, Д. Бурлюк, А. Крученых, В. Хлебников, В. Шершеневич. Позднее к ним примкнули И. Северянин и Б. Пастернак.

Общей идейно-эстетической основой этого течения было предчувствие и ожидание скорых социальных потрясений, результатом которых станет рождение нового мира, нового человека и нового искусства. Свою задачу они видели в активных действиях, приближающих эти события.

Русские футуристы: раскрутка за копейки | Алексей Щербаков

Объявившие себя поэтами-новаторами, провозвестниками и создателями — искусства -будущего (отсюда и название этого течения — от латинского слова «футурум» (будущее), футуристы не стеснялись в выражениях, когда речь шла о литературе и прошлой, и современной. В своей коллективной декларации 1912 года они призывали: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих, и прочих с Парохода Современности». Отказываясь от наследия классиков, футуристы в то же время отрицали современную литературу. Символистов они презрительно именовали «символятина», акмеистов — «свора Адамов». Они призывали бороться с «парфюмерным блудом Бальмонта» и «вымыть руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных бесчисленными Леонидами Андреевыми».

В 1912—1914 годах один за другим стали выходить сборники-манифесты с претенциозными названиями: «Пощечина общественному вкусу», «Дохлая луна», «Рыкающий Парнас», «Молоко кобылиц», «Доители изнуренных жаб», «Идите к черту» и другие. В них была развернута теоретическая программа футуристов и приводились образцы их творчества. И названия, и оформление этих сборников действительно выглядели «как пощечина общественному вкусу». Отпечатаны они были на грубой, грязновато-серой оберточной бумаге, для переплета использовалась простая мешковина. Этим как бы подчеркивалось, что здесь опрокидывается нормальное, общепринятое представле¬ние о красоте.

Стремясь разрушить устоявшиеся нормы прекрасного и привлечь внимание к себе как к создателям «нового» искусства, футуристы устраивали «бунты» и скандалы на литературных вечерах, разгуливали в кричаще пестрых одеяниях, с разрисованными физиономиями, в желтых кофтах и костюмах бубновых валетов. Все это носило характер анархического бунтарства и эпатажа.

В качестве эстетической программы футуристы выдвинули мечту о создании сверхискусства, способного преобразить мир и человека. Исходным в поэтике футуристов был принцип «самовитого», т. е. самоценного, бессодержательного слова. На практике это приводило к зауми, к произвольной словесной и звуковой игре, к бесцельному формалистическому творчеству.

Литература 11 класс (Урок№10 — Футуризм в русской литературе начала ХХ век.)

А. Крученых, например, оправдывая словесную заумь, писал: «Художник увидел мир по-новому и, как Адам, дает всему свои имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово «лилия», захватанное и «изнасилованное». Поэтому я называю лилию е, у, ы — и первоначальная чистота восстановлена».

В подкрепление своих футуристических «теорий» Крученых создал «стихотворение», представляющее собой бессмысленный набор звуков: «Дыр бул щил, убещур, скум, высобу, рлэз». Примечательно, что в отзыве на это стихотворение едино¬мышленники Крученых всерьез утверждали, что «в этом пятистишии больше русского, национального, чем во всей поэзии Пушкина». Примеров подобных формалистических изысков можно было бы привести немало. Словесное экспериментаторство футуристов шло в отрыве от содержания художественного произведения, превращалось в самоцель.

Некоторым из футуристов (Бурлюк, Гуро) были свойственны мотивы пессимизма, любования безобразным. Бурлюк, например, в своих стихах нередко выражал неверие в душевную чистоту, в поэзию и красоту:

Пускай судьба лишь горькая издевка,

Душа — кабак, а небо — рвань.

Поэзия — истрепанная девка,

А красота — кощунственная дрянь.

Таким образом, неизбежные в искусстве поиски новых форм и средств художественной выразительности подменялись у футуристов манерничаньем, экстравагантными выходками, эпатажем.

Следует отметить, что футуризм как художественное течение возник отнюдь не на пустом месте. Литературовед И. Смирнов посвятил отдельный раздел своей монографии «Художественный смысл и эволюция поэтических систем» (М., 1977) сопоставлению футуризма и барокко. Эта близость действительно бросается в глаза. Такие «родовые» признаки барокко, как экзальтированность, аффектация, фанфаронада, перегруженность формальными элементами, гротеск, аллегоричность и эмблематизм, пристрастие к самодовлеющим деталям, антитезам, вычурным сравне¬ниям, метафорам и гиперболам являются и стилевыми особенностями футуризма. В то же время стремление к чувственному и интеллектуальному напряжению, неожиданному, поражающему воображение сочетанию об¬разов и картин, к деформации действительности сближают футуризм с экспрессионизмом.

Футуризм ввел в поэзию новый тип лирического героя, выражающего не индивидуальную, а массовую психологию. Особенно плодотворна оказалась его установка на «слышимое» слово, на текст не читаемый, а произносимый. Она найдет свое продолжение и развитие в жанре современной авторской песни. В целом же тра¬диции футуризма оказались для русской поэзии малопродуктивными.

Но и это течение не было однородным, не столько по его формальному разделению, сколько по направленности нравственно-эстетических исканий его представителей. Гуманистическая устремленность В. Хлебникова, социаль¬ная острота произведений В. Маяковского, крестьянский демократизм В. Каменского практически не имели ничего общего с вульгарным антиэстетизмом Д. Бурлюка, «заум¬ностью» языка А. Крученых и пустым словесным экспе¬риментаторством В. Шершеневича. Некоторые из вхо¬дивших в это течение поэтов вырывались за рамки надуманных «манифестов» и «платформ» и создавали подлинно художественные произведения.

Яркий пример тому — творчество В. Маяковского (1893—1930). Подобно своим собратьям, поэт не избежал антиэстетизма, экстравагантной бравады, ставивших своей целью скандализировать публику. Толпа у него — «сто¬главая вошь», «река — сладострастье, растекшееся в слю¬ни». Но подобные пассажи — не правило, а исключения в ранней поэзии Маяковского.

В основе своей его твор¬чество 1910-х годов исполнено гуманиша, сострадания и любви к людям и всему живому, ненависти и сарказма по отношению к тем, кто унижает личность. Многие его стихотворения этих лет ярки, свежи, оригинальны: «А вы могли бы?», «Лиличка!», «Владимир Маяковский», «Хорошее отношение к лошадям», цикл «Гимнов», поэмы «Облако в штанах», «Война и мир», «Флейта — позво¬ночник» и др.

Маяковский вошел, а точнее, ворвался в поэзию бурно, дразня ухо читателя непривычным сочетанием слов, поэтом сложных и смелых метафор, уподоблений, ассоциаций, которые сразу приоткрыли нам яркую оригинальность этого поэта, его планетарную взволнованность, способность видеть мир в его неповторимом многообразии. Его острый взгляд замечает, как «лысый фонарь// Сладо¬страстно снимает//С улицы черный чулок», как «в ушах оглохших пароходов//Горели серьги якорей». Он пригла¬шает читателя к неизведанному, к вечному поиску, будит его интеллект, эмоции, душевные и физические силы: «Эй, Человек, землю саму зови на вальс!».

Маяковский видел в человеке высшую силу, способную перестроить мир по законам справедливости и красоты, страстно полемизируя с теми, для кого человек слеп и беспомощен. .Если Архимед искал «точку опоры; чтобы перевернуть землю, то Маяковский уверен, что такой опорой является человек.

Образ лирического героя уже в ранних произведениях Маяковского не остается неизменным. Его сознание эво¬люционирует от одиночества к постижению «всех болей мира».

Я одинок, как последний глаз

У идущего к слепым человека! —

сказано в стихотворении «Несколько слов обо мне самом» (Трагедия «Я»). В трагедии «Владимир Маяковский» и в последующих стихотворениях лирический герой уже конденсирует страдания многих людей и устремлен к миру со всеми его скорбями, обидами и житейскими неурядицами:

Я — где боль, везде:

На каждой капле слезовой течи

Распял себя на кресте.

Как и многие поэты серебряного века, В. Маяковский проявлял интерес к различным философским теориям и течениям. Его, в частности, привлекала идея крупней¬шего русского мыслителя конца XIX столетия Н. Ф. Фе¬дорова о воскрешении всех когда-то живших на Земле людей и расселении их в Космосе. Эта утопическая идея, оказавшаяся близкой и «космическому гению» России К. Э. Циолковскому, была воплощена Маяков¬ским в поэме «Война и мир» (1915—1916), где изобра¬жена картина того, как «встают из могильных курга¬нов,//мясом обрастают хороненные кости».

Поэт утверждает, что именно воскрешение всех умерших, знаменующее полную и окончательную победу над смертью, станет настоящим покорением времени: «В старушечье лицо твое//смеемся,//время!//Здоровые и целые вернемся в семьи!» Только тогда, в результате этой победы над «последним врагом» — смертью,— и может по-настоящему «семью тысячами цветов. из ты¬сячи разных радуг» засиять Земля: «День раскрылся такой,//что сказки Андерсена//щенками ползали у него в ногах».

В центре этого преображенного мира встает Человек, а каждая страна дает ему все лучшее, что она имеет, чтобы довести каждого живущего и воскрешенного до гармонического совершенства: Греция — прекрасное тело, Италия — «негу темных ночей», Африка — солнечность, Германия — интеллект, Америка — «мощь машин», Фран¬ция — чувственность («губ принесла алость»). Россия же, по Маяковскому, приносит человечеству самый драго¬ценный дар — сердечность, духовность: «Россия//сердце свое//раскрьща в пламенном гимне!»

В финале поэмы звучит осанна новой жизни, пре¬ображенным тварям, укрощенным стихиям («моря,//мур-лыча//легли у ног»), полному избавлению от зла посред¬ством любви («Земля, откуда любовь такая нам?»), а глав¬ное — новому, свободному, одухотворенному и могущест¬венному Человеку, центру этого бессмертного, ликую¬щего мира.

В ранней поэзии Маяковского немало ненависти к тем, кто унижает человека. И все-таки нравственная доминанта его произведений — это любовь. В стихотворениях и поэмах «Лиличка!», «Хорошее отношение к лошадям», «Человек», «Облако в штанах» он говорит и о трагизме любви в этом мире, и в то же время о ее спасительной силе.

Погибнет все.

Сойдет на нет

кто жизнью движет,

последний луч

над тьмой планет

из солнц последних выжжет.

огнем обвит,

на несгорающем костре

немыслимой любви,—

пишет он в поэме «Человек» (1916).

В литературе о Маяковском отмечается его близость к экспрессионизму. Действительно, некоторыми сторонами раннего творчества поэт родственен экспрессионизму как мировому художественному явлению. С экспрессионистами его сближали гуманистический протест в защиту чело¬века, выступления против стандартизации человеческой личности. Их роднила яркая, кричащая тональность про¬изведений, тяга к гиперболизму и условной обобщенности человеческих образов («человек без уха», «человек без глаза и ноги» в трагедии «Владимир Маяковский»), деформация жизненных явлений и усложненная мета-форизация душевных движений.

Преодолевая груз футуристических увлечений, сразу же вступивших в противоречие с тяготением к социально-нравственному восприятию мира и человека, Маяковский быстро шел к овладению романтическими и реалисти¬ческими приемами творчества.

С позиции любви и надежды Маяковский принял Октябрьскую революцию. Поэт иллюзорно связывал с нею перспективы на подлинное социальное и духовное раскрепощение личности, на возвышение человека и, что не менее важно, на создание нового искусства. Не случайно из-под его пера вырываются проникновен¬ные строки: «Дать бы революции такие ж названия//Как любимым в первый день дают».

Маяковский свято верил в осуществление самых светлых идеалов, о которых мечтали лучшие умы человечества. Эта вера приобретала у него романтический характер. В романтическом ожида¬нии будущего и уверенности в его непременном осущест¬влении, в страстном желании, чтобы оно стало явью, и состоит особенность Маяковского-поэта, цельность его натуры.

Поэтому не случайно, например, в стихотворении 1923 года «Рабочим Курска, добывшим первую руду», рудокоп, «пришедший в землю врыться», изображается им как «сегодняшний рыцарь». Вера в будущее, вера в чело¬века (вспомним его «Рассказ о Кузнецкострое и людях Кузнецка», поэму «Хорошо!» и многие другие стихотво¬рения), пронизывает произведения Маяковского, сооб¬щая им не только житейски достоверную, но и философскую глубину. Таково, например, стихотворение «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Оно — о конкретном, ре¬ально существовавшем человеке, до конца исполнившем свой долг, и в то же время — о смысле жизни, о проблеме бессмертия.

Поэтически апеллируя к будущему, призывая собратьев по перу с высокой степенью творческой ответственности и подвижнического труда («поэзия — та же добыча радия») «тащить понятое время», Маяковский страстно ненавидел все то, что мешало человеку стать лучше, что тормозило движение вперед. И тогда из-под его пера и в дореволю¬ционное, и в советское время появлялись исполненные острого сарказма сатирические произведения «О дряни», «Прозаседавшиеся», «Взяточник», «Баня» и многие другие, которым суждена долгая жизнь, ибо в них с большой сте¬пенью художественного мастерства обличаются «веч¬ные» человеческие пороки.

Маяковский считал, что Октябрьская революция — лишь определенный этап на пути создания подлинно нового общества. Важнейшим фактором преобразования мира и человека должна стать, по мысли поэта, револю¬ция не социальная, а духовная. В незавершенной поэме «IV Интернационал» он писал:

Взрывами мысли головы содрогая.

Артиллерией сердец ухая,

встает из времен

революция другая —

третья революция

Вместе с тем Маяковский никогда не был бездумным певцом «социалистического рая. В одном из его первых послереволюционных стихотворений «Ода революции» есть такие строки:

Как обернешься еще, двуликая?

Стройной постройкой, грудой развалин?

Поэта всю жизнь тревожил этот вопрос. Он страстно хотел, чтобы революция обернулась для России «стройной постройкой». В этом — пафос большинства его произве¬дений. Однако к началу 30-х годов, особенно с года «вели¬кого перелома» хребта русскому крестьянству, Маяков¬скому становилось все яснее, что «двуликая» превраща¬ется в «груду развалин». Одну из причин самоубийства поэта надо искать именно здесь.

Не все в творческом наследии В. Марковского вы¬держало проверку временем. Но лучшему из того, что им создано, принадлежит достойное место в поэтической летописи XX века.

В пестрой и шумной компании русских футуристов едва ли не самая сложная и загадочная фигура —

Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников (1885—1922). Его опыты в области стиха, языковое творчество, упор¬ное стремление обновить слово, вывести из него целые ряды родственных значений и звучаний оказали позитивное воздействие на развитие отечественного стихосложения.

Футуризм как литературное направление. Русские футуристы

Продолжаем знакомиться с процессом обновления реализма в литературе начала XX века. Необходимо заметить, что этот процесс в целом был художественно плодотворным и его суммарные достижения в эпоху рубежа веков оказались значительными.

А) Футуризм, как и символизм, был интернациональным литературным явлением (название образовано от латинского futurum — будущее). Это самое крайнее по эстетическому радикализму течение впервые заявило о себе в Италии, но практически одновременно возникло и в России. Временем рождения русского футуризма считается 1910 год, когда вышел в свет первый футуристический сборник «Садок Судей» (его авторами были Д. Бурлюк, В. Хлебников и В. Каменский). Вместе с В. Маяковским и А. Крученых эти поэты составили наиболее влиятельную в новом течении группировку кубофутуристов, или поэтов «Гилей» (Гилея — древнегреческое название территории Таврической губернии, где отец Д. Бурлюка управлял имением и куда в 1911 году приезжали поэты нового объединения).

Помимо «Гилей» футуризм был представлен тремя другими группировками — эгофутуристов (И. Северянин, И. Игнатьев, К. Олимпов и др.), группой «Мезонин поэзии» (В. Шершеневич, Р. Ивнев и др.) и объединением «Центрифуга» (Б. Пастернак, Н. Асеев, К. Большаков и др.). Как видим, подобно другим модернистским течениям, футуризм был неоднороден; более того, внутренняя полемика в футуризме отличалась особой непримиримостью, а границы между разными группировками были довольно подвижными.

Литературный футуризм теснейшим образом связан с авангардными группировками художников 1910-х годов — прежде всего с группами «Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Союз молодежи». В той или иной мере большинство футуристов совмещали литературную практику с занятиями живописью (братья Бурлюки, Е. Гуро, В. Маяковский и др.). С другой стороны, добившиеся позднее мировой славы как художники К. Малевич и В. Кандинский на первых порах участвовали в футуристических альманаха и в качестве «речетворцев». «Мы хотим, чтобы слово смело пошло за живописью», — писал В. Хлебников.

По размаху жизнетворческих притязаний и по резкости их выражения футуризм превосходил ближайшее ему в этом отношении течение — символизм. Новым поколением модернистов в качестве художественной программы была выдвинута утопическая мечта о рождении сверхискусства, способного преобразить мир. В своем эстетическом проектировании они опирались на новейшие научные и технологические достижения.

Стремление к рациональному обоснованию творчества с опорой на фундаментальные науки — физику, математику, филологию — отличало футуризм от других модернистских течений. Художник В. Татлин всерьез конструировал крылья для человека, К. Малевич разрабатывал проекты городов-спутников, курсирующих по земной орбите, В. Хлебников пытался предложить человечеству новый универсальный язык и открыть «законы времени».

Грядущая революция была желанна, потому что воспринималась как своего рода массовое художественное действо, вовлекающее в игру весь мир. Характерный штрих: после Февральской революции 1917 года футуристы «Гилей» и близкие к ним художники авангарда образовали воображаемое «Правительство Земного Шара». От имени «Председателей Земного Шара» В. Хлебников посылал письма и телеграммы Временному правительству с требованием отставки. Это было следствием убежденности футуристов в том, что весь мир пронизан искусством. В одном ряду с такого рода акциями — тяга футуристов к массовым театрализованным действам, раскраска лба и ладоней, культивирование эстетического «безумства».

Футуризм воплощался не только в литературных произведениях, но и в самом поведении участников течения. Необходимым условием его существования стала атмосфера литературного скандала. Оптимальной для футуристов читательской реакцией на их творчество были не похвала и сочувствие, а агрессивное неприятие, протест.

Читайте также:

Как сделать отчет сзв тд в программе 1с

В футуризме сложился своего рода репертуар эпатирования. Использовались хлесткие названия: «Чукурюк» — для картины; «Дохлая луна» — для сборника произведений. Давались уничижительные отзывы и культурным традициям, и современному искусству. Например, «презрение» к намеренно сваленным в одну кучу Горькому, Андрееву, Брюсову, Блоку выражалось в манифесте «Пощечина общественному вкусу» таким образом: «С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!»

Вызывающе оформлялись публичные выступления футуристов: начало и конец выступлений отмечались ударами гонга, К. Малевич являлся с деревянной ложкой в петлице, В. Маяковский — в «женской» по тогдашним критериям желтой кофте, А. Крученых носил на шнуре через шею диванную подушку и т. п.

Ближайшей целью футуристического творчества было побуждение к действию. В их практике важен был не конечный результат, а сам процесс творчества. Особенно интересно в этой связи частое отсутствие конечных редакций текстов у самого талантливого из футуристов В. Хлебникова: отбрасывая или теряя листок с написанным стихотворением, он тут же мог приняться за новую вариацию на ту же тему.

Футуристы пошли значительно дальше символистов. Они не только обновили значения многих слов, но и резко изменили сами отношения между смысловыми опорами текста. Лексическое обновление достигалось, например, депоэтизацией языка, введением стилистически «неуместных» слов, вульгаризмов, технических терминов.

Причем сниженная образность или вульгаризмы использовались в «сильных позициях» — там, где традиция диктовала, например, возвышенно-романтическую стилистику. Читательское ожидание резко нарушалось, исчезала привычная граница между «низким» и «высоким».

Поток снижающих образов — обычная примета стихотворной практики Д. Бурлюка, для которого «звезды — черви, пьяные туманом», «поэзия — истрепанная девка, а красота — кощунственная дрянь». Вот несколько строчек одного из его текстов:

Мне нравится беременный мужчина Как он хорош у памятника Пушкина — Одетый в серую тужурку Ковыряя пальцем штукатурку..

Слово у футуристов можно было дробить, переиначивать, создавать новые комбинации морфологических и даже фонетических элементов. Так создавался «заумный язык». Например, самый радикальный «заумник» А. Крученых предлагал вместо якобы «захватанного» слова «лилия» сконструированное им слово «еуы», сияющее, как ему казалось, первоначальной чистотой.

Новое отношение к слову как к конструктивному материалу привело к активному созданию неологизмов, переразложению и новому соединению слов (например, у В. Хлебникова и В. Маяковского). Изобретались непривычные словосочетания, не соблюдались знаки препинания. Делались попытки ввести «телеграфный» синтаксис (без предлогов), использовать в речевой «партитуре» музыкальные и математические знаки, графические символы. Гораздо большее, чем прежде, значение придавали футуристы визуальному воздействию текста. Отсюда разнообразные эксперименты с фигурным расположением слов и частиц слов, использование разноцветных и разномасштабных шрифтов.

Новые эстетические возможности стиха были развиты футуристами в связи с их представлением о том, что поэзия должна вырваться из темницы книги и зазвучать на площади. Отсюда поиски новых ритмов, рифм, активное вовлечение элементов лубочной поэзии, частушек, поэтической рекламы, фольклорных заговоров и т. п.

Ближайшие последствия футуристического штурма могли быть негативными: в сознании публики закреплялись разрушительные импульсы, утверждался культ анархической силы. Однако футуризм послужил и созидательным художественным целям. Это течение по-новому поставило вопрос о границах и функциях искусства. Футуризм заставил общество переживать искусство как проблему, изменил отношение к сфере понятности-непонятности в искусстве, ввел осознание того, что непонимание или неполное понимание в искусстве — не всегда недостаток, а порой необходимое условие полноценного восприятия.

Знакомство с творчеством Игоря Северянина (Лотарева).

Об Игоре Северянине знают, что он написал «Ананасы в шампанском», что ему принадлежат слова «я, гений Игорь Северянин», что он имел небывалый эстрадный успех и на выборах «короля поэтов» победил даже Маяковского. Салонный лев, стихотворец дурного вкуса, самодовольный гордец, мнивший себя гением — были и такие оценки. Однако в его поэзии есть и другая сторона.

Валерий Брюсов в статье «Игорь Северянин», указав и на «мучительную пошлость», и на «отсутствие знаний», и на «неумение мыслить», вместе с тем писал: «Это — лирик, тонко воспринимающий природу и весь мир и умеющий несколькими характерными чертами заставить видеть то, что он рисует. Это — истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой. Это — ироник, остро подмечающий вокруг себя смешное и низкое и клеймящий это в меткой сатире. Это — художник, которому открылись тайны стиха и который сознательно стремится усовершенствовать свой инструмент. »

Работа с текстом):

Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой!

И. Мятлев. 1843 г.

В те времена, когда роились грезы В сердцах людей, прозрачны и ясны, Как хороши, как свежи были розы Моей любви, и славы, и весны! Прошли лета, и всюду льются слезы. Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране. Как хороши, как свежи ныне розы Воспоминаний о минувшем дне! Но дни идут — уже стихают грозы.

Вернуться в дом Россия ищет троп. Как хороши, как свежи будут розы, Моей страной мне брошенные в гроб!

Каким настроением, какими чувствами наполнено стихотворение?

Чувство горькой ностальгии наполняет душу лирического героя. Рефреном звучащие строки со словами «как хороши, как свежи были розы» усиливает это ощущение.

— Каким предстает автор этого произведения?

Футурист Северянин, оказывается, совсем не отрицает традиционную русскую литературу: в эпиграфе мы читаем строки из стихотворения XIX века. Душу поэта тревожат воспоминания и размышления о России, на что указывают многоточия в тексте стихотворения. Известно, что после революции Северянин постоянно жил в Эстонии, но слова «моя страна» он говорит о России.

Источник: cyberpedia.su

Тест «Футуризм как литературное течение» для 11 класса

После того как вы поделитесь материалом внизу появится ссылка для скачивания.

Получить код —>

Литература — еще материалы к урокам:

Конспект урока Жизнь и творчество М.Зощенко. Рассказ «Беда» 7 класс
Мероприятие для учащихся 5-9 классов «Осенний бал»
Конспект урока «Дикие птицы: лебедь и гусь» 4 класс
Тестовая работа по сказке Г.Х. Андерсена «Гадкий утёнок» 3 класс УМК «Школа России»
Презентация «Перси Биши Шелли»
Конспект урока «Тема поэта и поэзии в творчестве Н.Некрасова»