Исследовательская программа в философии науки

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ

• Описание
• Алфавитный указатель
• Арабская философия
• Индийская философия
• Китайская философия
• Русская философия
• Этика
• Авторы
• Приложения

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ – философское направление, которое избирает своей основной проблематикой науку как эпистемологический и социокультурный феномен; специальная философская дисциплина, предметом которой является наука.

Термин «философия науки» (Wissenschaftstheorie) впервые появился в работе Е.Дюринга «Логика и философия науки» (Лейпциг, 1878). Намерение Дюринга построить философию науки как «не только преобразование, но и существенное расширение сферы логики» не было им реализовано, однако данная терминологическая новация оказалась весьма своевременной.

Проблематика философии науки (структура и развитие научного знания) восходит к Платону и Аристотелю. С формированием науки Нового времени философия науки в единстве с теорией познания становится важнейшей областью философского исследования в работах Ф.Бэкона, Декарта, Лейбница, дʼАламбера, Дидро, Канта, Фихте, Гегеля, позже – Б.Больцано, который еще ограничивается термином «наукоучение» (Wissenscgaftslehre). Состояние и значение современной философии науки определяется местом науки в обществе, в мировоззрении, а также набором ее внутренних, исторически сформированных понятий и проблем.

1.1. Предмет философии науки

В качестве особого направления философия науки формируется в трудах У.Уэвелла, Дж.С.Милля, О.Конта, Г.Спенсера, Дж.Гершеля. Ее возникновение знаменовало собой отчетливую постановку нормативно-критической задачи – привести научно-познавательную деятельность в соответствие с некоторым методологическим идеалом.

Предпосылками выдвижения этой задачи на первый план явился резкий рост социальной значимости научного труда, профессионализация научной деятельности, становление ее дисциплинарной структуры в 19 в. На первом этапе развития философии науки в фокусе ее внимания оказалась гл.о. проблематика, связанная с исследованием психологических и индуктивно-логических процедур эмпирического познания. Содержание второго этапа эволюции философии науки (1900–20) определялось в основном осмыслением революционных процессов, происходивших в основаниях науки на рубеже 19–20 вв.

Центральными фигурами данного этапа стали как философы, так и выдающиеся ученые (Э.Мах, М.Планк, А.Пуанкаре, П.Дюэм, Э.Кассирер, А.Эйнштейн и др.). Это предопределило то обстоятельство, что главным предметом анализа стали содержательные основоположения науки (прежде всего теории относительности и квантовой механики). Следующий период (1920–40) можно обозначить как аналитический.

Он во многом воодушевлялся идеями раннего Л.Витгенштейна и определялся программой анализа языка науки, разработанной классическим неопозитивизмом (Венский кружок и Берлинская группа – М.Шлик, Р.Карнап, Ф.Франк, О.Нейрат, Г.Рейхенбах и др.). Свою задачу неопозитивистская философия науки видела в том, чтобы прояснить логическими методами отношение между эмпирическим и теоретическим уровнями знания, устранить из языка науки «псевдонаучные» утверждения и способствовать созданию унифицированной науки по образцу математизированного естествознания.

Философия науки ХХ века: Лакатос, Кун, Фейерабенд

Понятие науки вообще сводилось при этом к тому, что англичане называют «science» – естествознание. В рамках позднего неопозитивизма 1940–50-х гг. важное место занимает имманентная критика догм эмпиризма – эмпирического редукционизма и дихотомии аналитических и синтетических суждений.

Этому сопутствует тщательное изучение логики научного объяснения, исследование вопроса редукции теорий и построение реалистических и инструменталистских моделей структуры научных теорий (Н.Кемпбелл, У.Куайн, Э.Нагель, У.Селларс, К.Гемпель, Р.Брейтвейт, П.Бриджмен). Понятие науки расширяется, предметом исследования становится история, в частности статус исторических законов и функции исторического объяснения.

К этому же этапу философии науки с известными оговорками может быть отнесена и концепция логики научного исследования К.Поппера, центральными моментами которой явились критика психологизма, проблема индукции, разграничение контекста открытия и контекста обоснования, демаркация науки и метафизики, метод фальсификации и теории объективного знания. Уже в рамках аналитического этапа философии науки начинают подвергаться критике основные догмы неопозитивизма. Эта тенденция усиливается к кон. 1950-х гг., когда обсуждается знаменитая работа У.Куайна «Две догмы эмпиризма», появляется перевод книги К.Поппера «Логика научного исследования» на английский язык, работы Т.Куна, М.Полани, Н.Гудмена, Н.Хэнсона.

Параллельно аналитической философии науки выдвигаются разные парадигмы изучения науки как социально-культурного феномена в рамках социологии знания (М.Шелер, К.Мангейм) и социологии науки (Л.Флек, Ф.Знанецкий, Р.Мертон). Предметами исследования становятся связь научного сообщества с определенными стилями мышления, социальные роли и ценностные ориентации ученых, этос науки, амбивалентность научных норм. В целом, допуская социальную природу и обусловленность научного знания, социологи продолжали рассматривать естествознание и математику в качестве объективного знания, дающего независимый от индивида и общества образ реальности. В этом отношении значительно более последовательной оказалась социальная история науки советского историка Б.Гессена, которая познакомила западных ученых и философов с возможностями марксистского подхода и оказала заметное влияние на перспективы анализа науки.

Постпозитивистский этап в развитии философии науки связан с дискуссиями между представителями «исторической школы» и «критического рационализма». Главными темами стали возможность реконструкции исторической динамики знания и неустранимость социокультурных детерминант познания (М.Полани, С.Тулмин, Н.Хэнсон, Т.Кун, И.Лакатос, Дж.Агасси, П.Фейерабенд, К.Хюбнер, Г.Шпиннер, Л.Лаудан и др.).

На этом этапе философия науки превращается в междисциплинарное исследование. Начинается взаимовлияние философии и ряда социальных и науковедческих дисциплин, в силу чего происходит размывание предметных и методологических границ между философией науки, социальной историей науки, социальной психологией и когнитивной социологией науки.

Ответы на вопросы, поставленные в общем виде философами, дают социологи и историки в анализе конкретных познавательных ситуаций (case studies). Ученый химик и социальный психолог М.Полани критикует понятие «объективное знание» К.Поппера в своей концепции «личностного знания».

Историк физики Т.Кун выдвигает альтернативу попперовской теории развития научного знания как «перманентной революции», давая противоположную интерпретацию революций в науке. Сторонники Франкфуртской «критической теории» формулируют программу «финализации науки», предполагающую социальную ориентацию научно-технического прогресса (М.Бёме, В.Крон). Авторы «сильной программы» в когнитивной социологии науки (Б.Барнс, Д.Блур) раскрывают макросоциальные механизмы производства знания из социальных ресурсов. Этнографические исследования науки (К.Кнорр-Цетина, И.Элкана) и анализ научной коммуникации и дискурса (Б.Латур, С.Вулгар) дополняют картину с помощью микросоциологических методов, показывающих, как научное знание конструируется из содержания деятельности и общения ученых (в ходе переписывания научных протоколов, в процессе научных и околонаучных дискуссий).

Многообразие подходов в рамках современной философии науки делает возможной их типологизацию, лишь прибегая к комплексным оценкам. Так, нормативистская ориентация в философии науки может быть представлена в двух вариантах. Первый, логицистский вариант предполагает перестройку научного мышления в соответствии с теми или иными стандартами и критериями (логический эмпиризм).

Второй, историцистский вариант строится на анализе истории науки как системы нормативно значимых выводов из нее (Дж.Холтон). Здесь же предпринимаются попытки логико-методологической экспликации историко-научного материала (семантическая модель научной теории П.Суппеса, Φ.Саппе, M.Бунге), в рамках «критического рационализма» предлагаются фальсификационистские модели и методологии исследовательских программ. Сходные установки разделяют структуралистская концепция научных теорий Дж.Снида и В.Штегмюллера, конструктивистская философия науки П.Лоренцена, Ю.Миттельштрасса. Дескриптивистские тенденции получили развитие в «исторической школе» философии науки и когнитивной социологии науки, представители которой стремились к конкретному исследованию тех или иных эпизодов истории науки и брали на вооружение методы социологии и антропологии научного знания, феноменологические и герменевтические установки.

В процессе развития философии науки сложилось несколько типичных представлений о природе и функциях философии науки. Одно из них гласит, что философия науки является формулировкой общенаучной картины мира, которая совместима с важнейшими научными теориями и основана на них. Согласно другому, философия науки есть выявление предпосылок научного мышления и тех оснований, которые определяют выбор учеными своей проблематики (подход, близкий к социологии науки). Далее, философия науки понимается как анализ и прояснение понятий и теорий науки (неопозитивизм). Наконец, наиболее распространено убеждение, что философия науки есть метанаучная методология, проводящая демаркацию между наукой и ненаукой, т.е. определяющая, чем научное мышление отличается от иных способов познания, каковы основные условия корректности научного объяснения и каков когнитивный статус научных законов и принципов, каковы механизмы развития научного знания.

Стержневая проблематика философии науки существенно изменялась в процессе ее эволюции. В начале века в фокусе внимания философии науки находились, во-первых, идея единства научного знания и связанная с ней задача построения целостной научной картины мира, анализ понятий детерминизма, причинности, пространства и времени, соотношения динамических и статистических закономерностей.

Вторым элементом традиционной тематики философии науки стали структурные характеристики научного исследования – соотношение анализа и синтеза, индукции и дедукции, логики и интуиции, открытия и обоснования, теории и фактов. С 1920-х гг. на первый план выходит проблема демаркации – разделения науки и метафизики, математики и естествознания, естественно-научного и социально-гуманитарного знания. Большую значимость приобретает в это время проблема эмпирического обоснования науки, вопрос о том, можно ли построить всю науку на фундаменте чисто эмпирического знания. С эмпирическим редукционизмом тесно связан вопрос о статусе и значении теоретических терминов, анализ их сводимости к эмпирическим, а также их инструментального, операционального и онтологического смыслов. Осознание относительной самостоятельности теоретического и эмпирического уровней научного знания переводит проблему обоснования науки в изучение процедур верификации, дедуктивно-номологического объяснения, подтверждения, фальсификации.

На рубеже 1970–80-х гг., когда основные постпозитивистские концепции философии науки были уже разработаны и обсуждены, наметился сдвиг проблематики в двух разных направлениях. Во-первых, представители этой дисциплины стали более внимательны к эпистемологическим основаниям выдвигаемых ими моделей, что привело к оживлению дискуссий о реализме и инструментализме, к более детальному обсуждению проблемы концептуальных каркасов и т.п. Еще более заметный сдвиг связан с распространением наработанных в философии науки (в основном на материале естествознания) моделей на анализ социальных и гуманитарных наук. В дополнение к традиционному философско-методологическому анализу исторической науки (как антиподу «наук о природе») стали активно развиваться методология экономической науки, философско-методологический анализ психологии, социологии, социальной антропологии и других наук о человеке. Вместе с тем тенденции, связанные с переоценкой роли науки в современной жизни, с противостоянием сциентизма и антисциентизма, развитием контркультурных и религиозных течений, привели к кризисным явлениям в рамках философии науки, к отрицанию ее философского и общекультурного значения (П.Фейерабенд, Р.Рорти).

Историография философии науки в 20 в., как правило, ограничивается ссылками на англо-американских и немецких авторов, чьи работы задают доминирующее направление развития. Картина, однако, была бы неполной без учета вклада других национальных школ, образующих не столько периферию, воспроизводящую на свой лад общепризнанные идеи, сколько обширный резервуар альтернативных теорий и подходов. Среди них заслуживает внимания французская (А.Пуанкаре, Э.Мейерсон, П.Дюем, Г.Башляр, А.Койре, М.Фуко), финская (Г.X. фон Вригт, Л.Роутила, Я.Хинтикка), польская (Л.Флек, К.Айдукевич, Т.Котарбинский), российская (В.И.Вернадский, А.А.Малиновский, Б.М.Кедров, П.В.Копнин, Б.Г.Кузнецов, М.Э.Омельяновский, Э.Г.Юдин и др.).

1. Венцковский Л.Э. Философские проблемы развития науки. М., 1982;

2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958;

3. Зотов А.Ф., Воронцова Ю.В. Буржуазная «философия науки» (становление, принципы, тенденции). М., 1978;

4. Лекторский В.А. Философия, наука, философия науки. – «ВФ», 1973, № 4;

5. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998;

6. Степин В. С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М., 1996;

7. Структура и развитие науки. М., 1978;

8. Danto A., Morgenbesser S. (eds.) Philosophy of Science. N. Y., 1960;

9. Esser H., Klenowits K., Zehnpfenning H. Wissenschaftstheorie. Stuttg., 1977;

10. Frank P. Philosophy of Science. Englewood Cliffs, 1957;

11. Harre R. Philosophies of Science. Oxf., 1972;

12. Kutschera M. Wissenschaftstheorie. Münch., 1972;

13. Laudan L. Theories of Scientific Method from Plato to Max: A Bibliographical Review – «History of Science», 1969, 7;

14. Losee J. A Historical Introduction to the Philosophy of Science. Oxf., 1980;

15. Pap A. An Introduction to the Philosophy of Science. Glencoe, 1962;

16. Popper K.R. Logik der Forschung. W., 1934;

17. Idem. The Logic of Scientific Discovery. L., 1959;

18. Quine W. Two Dogmas of Empiricism. – From a Logical Point of View. Cambr., 1953;

19. Toulmin S. The Philosophy of Science. An Introduction. L., 1953.

И.Т.Касавин, Б.И.Пружинин

Источник: iphlib.ru

Глобальные исследовательские программы современной философии науки

Батурин, В. К. Глобальные исследовательские программы современной философии науки [Электронный ресурс] / В. К. Батурин. — Москва : Вузовский Учебник, 2013. — 241 с. — ISBN 978-5-9558-0311-1 (Вузовский Учебник), 978-5-16-006800-8 (Инфра-М). — Текст : электронный. — URL: https://znanium.com/catalog/product/414810 (дата обращения: 12.07.2023). – Режим доступа: по подписке.

Скопировать запись

Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.

Москва ВУЗОВСКИЙ УЧЕБНИК ИНФРА-М 2013 Глобальные исследовательские проГраммы современной философии науки монография в.к. батурин
Оглавление Введение……………………………………………………………… .5 Глава I. Познание в структуре человеческой деятельности….11 1.1. Человеческая деятельность как источник познавательных идентичностей…………………………11 1.2.

Познавательная традиция как инвариант развития научного познания……………………………..29 1.3. Объект, субъект, деятельность………………..………. 43 1.4. Деятельность, познание, управление…………. …. 55 Глава II. Основные глобальные исследовательские программы развития научного познания …………..67 2.1.

Предмет, основные цели философии науки и процесс человеческого познания…….………67 2.2. Основные глобальные исследовательские программы развития научного познания………………79 2.3. Производство нового научного знания в контексте глобальных программ познания ………… 121 2.4. Новая глобальная исследовательская программа развития научного познания…………………….……..165 Глава III.

Процесс познания в контексте новой глобальной исследовательской программы развития научного познания………………………………………………..199 3.1. Эпистемология новой глобальной исследовательской программы…………………………199 3.2. Онтология мира в новой глобальной исследовательской программе……………………. 211 Заключение………………………………………………….

236 Список литературы……………………………….…… ………….238
Введение С первого дня своего существования человек познает окружающий его мир и таинственный, сокровенный процесс познания.

Постижение такого особого предмета познания крайне важно хотя бы потому, что позволяет человеку вооружиться необходимым инструментарием для осуществления подобного вида деятельности, разобраться с общей структурой, закономерностями функционирования и развития науки как особой когнитивной системы, как чрезвычайно важного социального института, как главной и неиссякаемой базы инновационного развития современного общества. Стать настоящим специалистом в любой профессиональной деятельности невозможно, не вооружив себя необходимым арсеналом знаний о том, что составляет суть современных представлений о человеческом познании, о его методах, способах, инструментах.

В данной монографии предлагается исследовать процесс познания с самых разных и важных его сторон – философских, синергетических, общесистемных, мифологических и т. д. С позиций современной философии (постмодернизма), например, любой предмет научного исследования предстанет перед нами принципиально поливариантным, многозначным, децентрированным, ризомным; различные процессы в окружающей нас действительности начнут вполне естественно и привычно восприниматься как продукты конструктивисткого моделирования гиперреальности симулякров, как процессы карнавализации — особой формы игрового освоения мира – текста участвующим в этом процессе человеком – де центрированным субъектом. С позиций синергетики этот же предмет исследования будет вполне естественно представать, как некую диссипативную его модель, а любой процесс его развития — как онтогенез в единстве его различных фаз (например, турбулентной), в особых режимах (например, в режиме с обострением), обязательно с

прохождением флуктуаций вблизи точек бифуркации и в направлении к вполне определенным аттракторам развития данного объекта. Монография поможет понять глубинную дихотомичность человеческой деятельности как единства процессов познания и управления в структуре любой профессиональной активности, осознать атрибутивность познания и управления в их органическом единстве и переходах друг в друга.

Все это, в свою очередь, будет способствовать настоящему пониманию сути человека, его философски – антропологической и деятельностно– познавательной глубины, целей и ценностей его существования и активности в этом таинственном и загадочном мире. Нам предстоит постигнуть именно загадки и таинства рождения научного открытия и дать ответ на вопрос о том, можно ли научиться этим сложнейшим процессом управлять, а если можно, то каким образом конкретно это надо делать.

В данной работе будет обоснован и дан положительный ответ на этот вопрос, причем не просто декларативным образом, а принципиально конструктивным, поскольку будет предложена конкретная авторская глобальная исследовательская программа – деятельностно- феноменологическая, которая представляет собой целостное единство четырех основных научно — содержательных блоков: теории познания, теории человеческой деятельности, философии науки и …мифологии. Таинство познавательных процессов с помощью такой теоретической и философской «смеси» вполне приоткрывается!

Об этом – в данной работе. Необходимость овладения теоретико-познавательным арсеналом знаний и умений каждым специалистом диктуется еще и тем, что нынешняя культура в этой области у большинства практикующих работников в разных областях деятельности, причем даже у самих ученых, оставляет, мягко скажем, желать лучшего.

До сих пор процветает научный объективизм, методологический и философский нигилизм, незнание методов научного познания. С этим весьма весомым массивом теоретико
определенный фундамент для осознанного осмысления и решения базовых проблем теории познания.

Вся основная теоретико–познавательная проблематика как бы выводиться, «исчисляется» имманентным образом на каждом этапе генезиса человека и его познавательных возможностей в различные исторические времена. Такой подход к «погружению» в теорию познания позволяет выявить внутреннюю механику и логику движения процесса познания, увидеть его общие и особенные черты, целостно и полно охватить глубину и сущность сложнейших проблем человеческого познания.

Во всех последующих главах осуществляется целостное решение проблем теории глобальных исследовательских программ современной философии науки в контексте общей теории человеческой деятельности. В этом тоже принципиальная новизна данного исследования, поскольку познание анализируется не отдельно, а, напротив, в целостном единстве со всей человеческой деятельностью.

Известно, что в центре внимания философии науки находятся общие закономерности и тенденции научного познания как специфической деятель ности по производству знаний, взятой в своем развитии на фоне изменяюще гося социокультурного контекста. Формой целостного решения проблем философии науки выступа ют, по нашему мнению, глобальные исследовательские программы разви тия науки – система теоретических принципов и положений, направленных на объяснение основных закономерностей процесса развития научного зна ния в его историческом, логическом, теоретико-методологическом аспектах, способных предсказывать ранее неизвестные научные факты и явления, предвосхищать возникновение новых теоретических представлений и их сис тем, решать системно обоснованным образом весь спектр проблем филосо фии науки.

Среди основных глобальных исследовательских программ разви тия научного познания выделяются позитивистская, конвенциональная, аналитическая, программа критического и посткритического рациона лизма, феноменологическая. В монографии дается их подробный анализ и

показывается их принципиальная неспособность в решении важнейших проблем современной философии науки, особенно в плане теоретической реконструкции процесса научного открытия – производства нового знания. Первая глава содержит так же анализ познания в структуре человеческой деятельности в единстве исторического и логического подходов.

Здесь показана принципиально иная природа процесса познания – атрибутивная по отношению к целостной человеческой деятельности (вместе с атрибутивностью второго наиважнейшего процесса, входящего в структуру любой человеческой деятельности – процесса управления). Вторая глава полностью посвящена изложению основ современной теории познания.

В этой части монографии исследуется сущность открытых нами 19 основных структурных компонентов любого процесса познания – моделей мифологии, науки, субъекта и объекта познания, используемых в научном исследовании методологии, роста (производства, генерации) научного знания и других компонентов научного познания как атрибутивной части целостной человеческой деятельности. Третья глава содержит базисные элементы новой глобальной исследовательской программы научного познания и способна стать практически-значимым, конструктивным руководством, «внутренним» креативным инструментарием для исследовательских целей в любом виде человеческой деятельности – социального работника, экономиста, управленца, военного специалиста, преподавателя и т.д.

Монография начинается как теоретическое и методологическое исследование, а завершается как практико-ориентированное и технологическое руководство к непосредственным научно исследовательским работам в любой области профессиональной деятельности. Именно такой замысел нам представляется уместным и эффективным для формирования общей теоретико-познавательной культуры различных специалистов и практиков.

Глава 1. Познание в структуре человеческой деятельности 1.1. Человеческая деятельность как источник познавательных идентичностей Что ищет человек в процессе познания? То, что ему можно использовать в своих целях, прежде всего в целях своего физического выживания. Что находит человек в процессе познания?

В современной философской науке стал достаточно популярным общий термин «идентичность». Воспользуемся этим термином и мы. Итак, что в процессе познания находит человек в случае своего успеха? Разнообразные идентичности вещей и процессов окружающего мира — основу тех познавательных ресурсов, которые ему жизненно необходимы.

Человек в лабиринте идентичностей – такова предельно общая панорама, возникающая при осуществлении познавательного процесса. На первый взгляд, проблема позиционирования человека поставлена философски корректно – на пределе всеобщности, универсализма, обобщенности, изменчивости.

Хотя нет, понятие «лабиринт» в образе общей познавательной панорамы положения человека в этом мире как одной из важных идентичностей – идентичности принципиальной изменчивости того, что будет продуктом любого процесса познания – явно не удовлетворяет. Лабиринт слишком статичен, слишком застывший в своей идентичности и портит целостную панораму постоянной динамики мира идентичностей человека, ведь Нечто, рожденное вполне определенной идентичностью, тут же начинает свой путь к своей неминуемой смене другой идентичностью; не успев утвердиться во множестве и связи с другими, она уже готова к новому прочтению своих смыслов и значений, которые так же изменчивы и непостоянны, как и предыдущие.

Не лабиринт, а картина всеобщей динамики имеет здесь место, где все готово стать всем, ибо во всем нет никакой определенности, нет никакой раз и навсегда заданной идентичности, все едино только в одном – в
своей хаотичности и непрерывной изменчивости.

Каждый акт творения новой идентичности сопровождается тем, что все как-то сразу утрачивает свои старые смыслы, все готово к новому прочтению, к новому пониманию. Любые сочетания и комбинации, любые союзы и связи идентичностей вполне возможны и представляются естественными; все может стать всем, все зависит от стихийного, хаотического стечения обстоятельств.

Ранее господствовавшие идентичности низринуты в пропасть, ничтожества подняты на небывалую высоту… Новая идентичность идет не от внешнего мира, не от объективных закономерностей реальности, новая идентичность с ранее известными соединится потом, уже после акта творения, а пока это новое идет изнутри, от человека, от Творца идентичностей. В этот миг Творец может все, от него зависит и всё последующее.

Миг взрывается, новое возникает сразу, не становясь постепенно, а сразу, мгновенно, встав, как волна, как некое единство, в котором ещё бессмысленное и несвязанное, ещё хаос, ещё неопределенное покрывается чем-то новым, только что рожденным как общим смыслом этого хаотического, как некой определенностью и однозначностью. Все охваченные этим новым, ещё не успев завершить своё существование в бессмысленности, в хаосе, сразу, резко, мгновенно становятся на свои места, приобретают свою определенность и индивидуальность, существенные и несущественные связи и отношения.

Все сразу как бы застывает, перестает быть текущим и подвижным, утрачивает гибкость и свободу, становится обязательным, ограниченным, нагруженным. Только на миг это застывшее и есть некий лабиринт идентичностей, только для этого мгновения идентичность лабиринта вполне адекватна и полезна, но не более. Творение идентичности лабиринта состоялось и сразу же начинается ее гибель; сначала процесс функционирования нового возникшего прорастает вглубь и вширь, используя для этого и то новое, что было сотворено, а также все то, что было раньше. Новое идентичное уже срослось со старым пока только некоторыми связями и комбинациями, но

Источник: znanium.com

Методология исследовательских программ

7. Методология исследовательских программ «Некоторые философы, — пишет ИЛакатос, — столь озабочены решением своих эпистемологических и логических проблем, что так и не достигают того уровня, на котором их бы могла заинтересовать реальная история науки. Если действительная история не соответствует их стандартам, они, возможно, с отчаянной смелостью предложат начать заново все дело науки».

Как считает И. Лакатос, всякая методологичес­кая концепция должна функционировать как историографическая. Наиболее глубокая ее оценка может быть дана через критику той рациональной реконструкции истории науки, которую она предлагает.

И.Лакатос развивает свою, довольно близкую к куновской, кон­цепцию методологии научного познания, которую он называет методо­логией научно-исследовательских программ. Она применяется им не только для трактовки особенностей развития науки, но и для оценки различных конкурирующих логик научного исследования.

Согласно И.Лакатосу, развитие науки представляет собой конку­ренцию научно-исследовательских программ. Сущность научной рево­люции заключается в том, что одна исследовательская программа вытесняет другую. Поэтому фундаментальной единицей оценки процесса развития науки является не теория, а исследовательская программа. . — Она включает в себя «жесткое ядро», в которое входят неоп­ровергаемые для сторонников программы фундаментальные положения. — Кроме того, в нее входит «позитивная эвристика», которая «определяет проблемы для исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез, предвидит аномалии и победо­носно превращает их в подтверждающие примеры». — Исследовательская программа может развиваться прогрессив­но и регрессивно. В первом случае ее теоретическое развитие приводит к предсказанию новых фактов. Во втором программа лишь объясняет новые факты, предсказанные конкурирующей программой либо открытые случайно.

Рекомендуемые материалы

Методология научного познания
Методология научного познания
Методология и методы научного познания
Философия и методология науки
Философские основы кибернетики и методология применения в военном деле

Современная философия и методология науки

Исследовательская программа испытывает тем большие трудно­сти, чем больше прогрессирует ее конкурент. Это связано с тем, что предсказываемые одной программой факты всегда являются аномалиями для другой.

И.Лакатос подчеркивает большую устойчивость исследовательной программы. «Ни логическое доказательство противоречиво­сти, ни вердикт ученых об экспериментально обнаруженной аномалии не могут одним ударом уничтожить исследовательскую программу». Главная ценность программы — ее способность пополнять знания, предсказывать новые факты.

Противоречия же и трудности в объяснении каких-либо явлений — И. Лакатос здесь, несомненно, прав, — не влияют существенно на отношение к ней ученых. В геометрии Евклида на протяжении двух тысяч лет не удавалось! решить проблему пятого постулата. Многие десятилетия на весьма противоречивой основе развива­лись исчисление бесконечно малых, теория вероятностей, теория множеств.

Известно, что Ньютон не мог на основании механики объяснить стабильность Солнечной системы и утверждал, что Бог исправляет отклонения в движении планет, вызванные различного рода возму­щениями. Несмотря на то что такое объяснение вообще никого не удов­летворяло, кроме, может быть, самого Ньютона, который был, как известно, очень религиозным человеком (он считал, что его исследования в теологии не менее значимы, чем в математике и механике), небесная механика в целом успешно развивалась.

Эту проблему удалось решить Лапласу только в начале XIX в. Еще один классический пример. Дарвин не мог объяснить так называемого «кошмара Дженкинса», и тем не менее его теория успешно развивалась. Известно, что дарвиновская теория базируется на трех фак­торах: изменчивости, наследственности и отборе.

У любого организма имеется изменчивость, осуществляющаяся ненапра­вленным образом. В силу этого изменчивость только в не­большом количестве случаев может быть благоприятной для приспособления данного организма к окружающей среде. Ка­кая-то изменчивость не наследуется, какая-то наследуется. Эволюционное значение имеет наследуемая изменчивость.

По Дарвину, большую возможность для будущего имеют те орга­низмы, которые наследуют такого рода изменения, которые дают им большую возможность для приспособления к окружа­ющей среде. Такие организмы лучше выживают и становятся основой для нового шага эволюции. Для Дарвина законы наследования — то, как наследуется измен­чивость, — имели решающее значение.

В своей концепции на­следования он исходил из той идеи, что наследственность осуществляется непрерывным образом. Представим себе, что белый человек попал на Африканский континент. Признаки белого, в том числе и «белизна», будут, по Дарвину, передаваться следующим образом. Если он женится на негритянке, то у их детей будет половина крови «белой».

Посколь­ку на континенте белый один, то его дети будут вступать в брак с неграми. Но в таком случае доля «белизны» будет асимптотически убывать и в конце концов исчезнет. Эволюционного значения она иметь не может. Такого рода соображения высказал Дженкинс.

Он обратил вни­мание на то, что положительные качества, которые способствуют приспособлению организма к среде, встречаются крайне редко. И следовательно, организм, который будет иметь эти качества, заведомо встретится с организмом, который эти качества не будет иметь, и в последующих поколениях положительный признак рассеется.

Следовательно, он не может иметь эволюционного значения. Дарвин никак не мог справиться с этой задачей. Не случайно это рассуждение получило название «кошмара Дженкинса». У дар­виновской теории были еще и другие трудности. И хотя к учению Дарвина на разных этапах относились по-раз­ному, но дарвинизм никогда не умирал, всегда у него были последователи.

Как известно, современная эволюционная концеп­ция — синтетическая теория эволюции — базируется на идеях Дарвина, соединенных, правда, с менделевской концепцией дис­кретных носителей наследственности, которая, кстати, и ликви­дирует «кошмар Дженкинса». В рамках концепции И.Лакатоса становится особенно очевидной важность теории и связанной с ней исследовательской программы для деятельности ученого.

Вне ее ученый просто не в состоянии работать. Главным источником развития науки является не взаимодействие теории и эмпирических данных, а конкуренция исследовательских программ в деле лучшего описания и объяснения наблюдаемых явлений и, самое главное, предсказания новых фактов.

Поэтому, изучая закономерности развития науки, необходимо особое внимание уделять формированию, развитию и взаимодействию исследовательских программ. И.Лакатос показывает, что достаточно богатую научную програм­му всегда можно защитить от любого ее видимого несоответствия с эмпирическими данными. И.Лакатос рассуждает в таком стиле.

Допустим, что мы на базе небесной механики рассчитали траек­тории движения планет. С помощью телескопа мы фиксируем их и видим, что они отличаются от расчетных. Разве ученый скажет в этом случае, что законы механики неверны? Конечно, нет. У него даже мысли такой не появится. Он наверняка скажет, что либо неточны измерения, либо неправильны расчеты.

Он, нако­нец, может допустить наличие другой планеты, которую еще не наблюдали, которая и вызывает отклонение траектории планеты от расчетной (так и было на самом деле, когда Леверье и Адамс открыли новую планету). А допустим, что в том месте, где они ожидали увидеть планету, ее бы не оказалось. Что они сказали бы в этом случае? Что механика неверна? Нет, этого бы не случилось.

Они наверняка придумали бы какие-нибудь другие объяснения для этой ситуации. Эти идеи очень важны. Они позволяют понять, с одной стороны, как научные концепции преодолевают стоящие на их пути барьеры, а с другой — почему всегда существуют альтернативные исследовательские программы.

Мы знаем, что даже тогда, когда эйнштейновская теория относи­тельности вошла в контекст культуры, антиэйнштейновские тео­рии продолжали жить.А вспомним, как развивалась генетика. Ламаркистские идеи воздействия внешней среды на организм защищались несмотря на то, что была масса фактов, которые противоречили этому. Вам также может быть полезна лекция «4.4 Функции конфликтов».

Достаточно сильная в теоретическом отношении идея всегда оказывается достаточно богатой для того, чтобы ее можно было защищать. С точки зрения И-Лакатоса, можно «рационально придерживаться регрессирующей программы до тех пор, пока ее не обгонит конкуриру­ющая программа, и даже после этого». Всегда существует надежда на временность неудач.

Однако представители регрессирующих программ неминуемо будут сталкиваться со всевозрастающими социально-психо­логическими и экономическими проблемами.Конечно, никто не запрещает ученому разрабатывать ту програм­му, которая ему нравится. Однако общество не будет оказывать ему поддержки. «Редакторы научных журналов, — пишет И.Лакатос, — станут от­казываться публиковать их статьи, которые в общем будут содержать либо широковещательные переформулировки их позиции, либо изложение контрпримеров (или даже конкурирующих программ) посредством лингвистических ухищрений ad hoc.

Организации, субсидирующие науку, будут отказывать им в финансировании. » «Я не утверждаю, — замечает он, — что такие решения обяза­тельно будут бесспорными. В подобных случаях следует опирать­ся на здравый смысл». Концепция исследовательских программ И.Лакатоса может, как это он сам демонстрирует, быть применена и к самой методологии науки.

В каждой из рассмотренных нами методологических концепций есть «жесткое ядро», «позитивная эвристика», прогрессивная и регрес­сивная стадии развития. С этой точки зрения рассмотренные нами подходы к трактовке особенностей научного познания следует оценивать по тому вкладу, который они внесли в расширение понятийного аппарата и проблема­тики философии и методологии науки. И конечно, необходимо соотно­сить эти концепции со временем, с той интеллектуальной средой, в которой они рождались, жили и умирали.

Поделитесь ссылкой:

Рекомендуемые лекции

• 3 Силовые линии
• 4.2 Структурные элементы конфликта
• 4.4 Функции конфликтов
• 7 Питание и здоровье. Белки. Жиры. Углеводы. Витамины. Минеральные вещества. Вода
• 21. Русский сентиментализм

Источник: studizba.com