В науке XX в. появилось удивительное явление — разрыв знания и понимания. Люди знают, «как», но не понимают, «почему». Оказалось, что можно очень многое знать, совершенно ничего не понимая: не понимая основы, источника, альтернативы своих знаний. В науке это приводило к парадоксам и научным революциям, в результате которых вырабатывалось новое понимание.
В современной европейской культурной ситуации считается, что знания не зависят от бытия человека, от того, как он живет. Можно обладать огромными знаниями и быть мелочным, эгоистичным, придирчивым, низким, завистливым. Если знание уходит далеко вперед от жизни, оно становится теоретическим, абстрактным, неприменимым к жизни, а фактически вредным, оно лишь приносит новые затруднения и беспокойства.
Знание не дает понимания, и понимание не увеличивается благодаря росту знания. Так, в разные периоды своей жизни мы понимаем одну и ту же идею, одну и ту же книгу по-разному. Знание мое при этом не изменяется. Не изменился, скажем, сюжет «Войны и мира», который мы знаем достаточно подробно со времен средней школы.
Стать просто счастливым или добиваться временного состояния удовлетворения?
Но одно дело читать Толстого в 16 лет, а другое — в 30 и в 40 — каждый раз это будет совсем разный Толстой. Изменилось бытие и, следовательно, понимание. Человек не может сказать, что что-то знает, если знает только умом. Он должен почувствовать всем своим существом и тогда поймет.
Понимание — это существовательная сторона содержания знания. Нет никаких знаний вообще, никаких законов вообще, любое знание всегда знание чье-то: это я понял, это меня осенило, это я пережил. Истина всегда живая, она всегда принадлежит конкретному человеку, который к ней пробился, который понял не так, как понимали другие, понял по-своему. Потом мое откровение, мое понимание может стать знанием, но это уже будет мертвое знание: оно всем понятно, оно безлично, оно может быть легко передано от одного человека к другому, оно малоценно. Духовный прогресс — это всегда движение от одного понимания к другому.
Контрольные вопросы
- 1. Как вы понимаете фразу: «Человек — это стремление быть человеком»? Можно ли сказать, что человек становится человеком к определенному возрасту или достигая определенного положения в обществе? Может ли вообще наступить такой момент в жизни человека (любого человека), когда он будет вправе сказать себе: ну вот, наконец-то я стал человеком?
- 2. Хотели бы вы, чтобы в вас с детства (допустим, что наука уже достигла такой степени развития) генетически была бы заложена определенная программа и, вырастая, вы, без особых усилий с вашей стороны, обязательно становились бы очень талантливым физиком, или художником, или музыкантом, или опытным слесарем?
- 3. Ф. Достоевский утверждал, что гений и безумие — вещи очень близкие. Сам он был человеком психически больным. Психически больны были Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, великий русский художник М. Врубель и т.д. И 3. Фрейд утверждал, что гениальные люди — это люди с совершенно особым устройством психики. Они живут и ведут себя так, что, с точки зрения обывателей, кажутся сумасшедшими. И часто очень сложно установить грань между безумием и гениальными прозрениями. Иногда кажется, что только безумный человек может вырваться из устоявшихся стереотипов и стандартов и увидеть нечто совершенно новое. Что вы думаете по этому поводу?
- 4. Мыслители считают, что для разумного человека слово обладает такой же силой, как и материальное действие. Словом можно даже убить. Или это преувеличение?
- 7. Замечали ли вы, что разные ваши знакомые говорят на разных языках, в том смысле, что все они говорят по-русски, но язык разный?
Источник: bstudy.net
Брюс Липтон: Перепрограммируй Свой Разум с Помощью Этих Знаний и Привлекай Деньги
Избранные тексты
«Аристотель разделил блага человеческой жизни на три класса: внешние, душевные и телесные. По-моему же то, что обосновывает разницу в жребии людей, можно подвести под следующие три основные определения:
Прежде всего то, каков сам человек, то, что в нем есть, — следовательно его личность в обширнейшем смысле слова. Сюда относится здоровье, сила, красота, темперамент, нравственный характер, умственные способности и их выработка и образование.
Во-вторых то, что человек имеет, то есть имущество и собственность в каждом смысле.
В-третьих то, что человек представляет, то есть то, чем он является в представлении других людей, — каким они себя его представляют. Сюда относятся, таким образом, их мнения об нем, -почет, ранг и слава.
Разница между людьми, рассматриваемая в первой рубрике, есть та разница, которую полагает сама природа. Уже из одного этого можно заключить, что влияние ее на счастье или несчастье человека будет гораздо существеннее и глубже, чем влияние различия, вытекающего из людских определений и подведенного под две следующие рубрики. Между истинными личными преимуществами, преимуществами великого ума или великого сердца, и всеми прочими преимуществами ранга, богатство и рождение, хотя бы из самого высокого, существует такое же отношение как между действительными королями и театральными.
Во всяком случае, для благополучия человека и даже для целого образа его существования, главным делом несомненно является то, что стоит или происходит в нем самом. Здесь именно лежит непосредственный источник его внутреннего довольства или недовольства, являющихся результатом его чувствования, хотения и мышления; тогда как все вне лежащие имеет на это лишь посредственное влияние. Мир, в котором мы живем, прежде всего зависит от того, как его каждый воспринимает и понимает, следовательно, разнообразила, смотря по различию голов.
Сообразно с этим, для одного он будет бледен, пошл и беден, а для другого — богат, интересен и полон значения.
. Каждый ютится в своем сознании, как в своей шкуре, и живет непосредственно только в нем; поэтому извне ему много не пособишь. На сцене один играет принца, другой сановника, третий слугу, солдата или генерала и т.д. Но эти различия существуют только по внешности, внутри же, как зерно такого явления, в каждом ютится одно и то же — бедный комедиант со своею нуждой и мукой.
Таким образом, прежде всего самым существенным являются несомненно свойства самого сознания, и в большинстве случаев дело зависит гораздо больше от самого сознания, чем от образов, которые в нем изображаются. Всякие прелести и наслаждения, отраженные в смутном сознание недалекого человека, окажутся бедны и бледны пред сознанием Сервантеса, когда он, сидя в жалкой тюрьме, писал «Дон-Кихота».
Объективная половина настоящего и действительности находятся в руках судьбы и потому изменчива. Субъективная — мы сами, почему она в существенном изменена. Согласно с этим, жизнь каждого человека, несмотря на все внешние превратности, носит сплошь один и тот же характер и может быть сравнена с рядом вариаций на одну тему. Никто не может выплести из своей индивидуальности.
. Для нашего счастья и наслаждения субъективная сторона несравненно важнее и существенней объективной. Спокойный и веселый темперамент, вытекающий из счастливой организации и полного здоровья; светлый, живой, проницательный и правильно понимающий ум; умеренная, мягкая воля, а потому и добрая совесть, — все это такие преимущества, которых не заменят никакой ранг, никакое богатство.
Таким образом, самое главное и существенное для нашего счастья составляет то, что такое мы сами, наша личность, индивидуальность; это справедливо уже потому, что она действительно постоянна и при всяких обстоятельствах. Но кроме того, она не зависит от судьбы, как блага двух других рубрик, и не может быть от нас отторгнута. Поскольку именно ценность ее можно называть абсолютной, в противоположность относительной ценностей прочих благ жизни. Из этого видно, что человеку извне причеиается вообще гораздо меньше, чем обыкновенно думают».
(А.Шопенгауэр. Афоризмы и максимы. СПб., 1886. С. 105-113).
«Подобно тому как существование каждого человека непохоже на существование других, так и сам по себе человек неповторим. Но так же, как и смерть, ограничивая жизнь во времени, не лишает ее смысла, а скорее является тем самым, что составляет смысл жизни, так и внутренние переделы делают жизнь человека более осмысленной. Если бы все люди были идеальны, тогда каждого человека всегда можно было бы заменить любым другим.
Именно из людского несовершенства следует незаменимость и невосполнимость каждого индивида — поскольку каждый из нас несовершенен на свой манер. Не существует универсально одаренных людей — более того человек неповторим именно в силу своего откланения от нормы и средних стандартов.
Чем более спецефичен человек, тем менее он соответствует норме — как в смысле средней нормы, так и в смысле идеальной. Свою индивидуальность люди оплачивают отказом от нормальности, а случается — и отказом от идеальности. Однако значимость этой индивидуальности, смысл и ценность человеческой личности всегда связаны с обществом, в котором она существует.
Смысл сообщества держится на индивидуальности каждого его члена, а смысл личности проистекает из смысла сообщества, смысл толпы разрушается индивидуальными особенностями составляющих ее людей, а смысл отдельной личности топится толпой.
Как мы сказали, неповторимость каждого человека и своеобразие всей его жизни являются неоемлемыми составляющими смысла человеческого бытия. Следует отличать своеобразие, о котором идет речь, от чисто внешней непохожести на других, ибо последняя сама по себе ценности не представляет. Тот факт, что один человек отличается от другого по рисунку отпечатков пальцев, еще не выделяет его как личность.
Таким образом, когда мы говорим, что благодаря своей неповторимости человеческое существование не бессмысленно, мы имеем в виду совсем другой тип неповторимости. Мы могли бы — по аналогии с гегелевской «хорошей» и «плохой» бесконечностью — говорить о хорошей и плохой неповторимости. «Хорошая неповторимость» — это такая, которая была бы направлена к обществу, для которого человек представляет собой большую ценность именно в силу своей непохожести на остальных.
Чему человек отдает предпочтение, его образ жизни — все это можно описать, исходя из нашей первоначальной идеи о том, что «быть — значит отличаться». Можно сформулировать это так: существование человека как личности означает абсолютную непохожесть его на других. Ибо своеобразие каждого означает, что он отличается от всех остальных людей.»
(В. Франкл. Человек в поисках смысла. М., 1990. С. 197-200).
Логические задания:
1. А.П. Чехов писал: «Вы должны иметь приличных, хорошо одетых детей, а ваши дети тоже должны иметь хорошую квартиру и детей, а их дети тоже детей и хорошую квартиру, а для чего это — черт его знает». Как вы это можете прокомментировать?
2. Согласны ли с тем, что отучиться лгать другим не так уж сложно, гораздо труднее отучиться лгать самому себе, то есть посмотреть на себя честно и искренне?
3. Хотели бы вы, чтобы вас с детства генетически была заложена определенная программа и, вырастая, вы без особых усилий обязательно становилились бы очень талантливым физиком, или художником, или музыкантом, или опытным слесарем?
4. Можно ли согласиться с тем, что вы, с вашими способностями, вашим характером занимаете в мире такое же законное и необходимое место, как и великие люди — Александр Македонский, Наполеон, Толстой и т.п.? Или вы более скромно оцениваете свою личность?
5. Часто ли вам казалось, что вы рождены для того, что бы совершить в этом мире нечто великое? Или вы считаете, что такие претензии ни на чем не основаны?
6. Философия утверждает, что человек внутренне ни от чего не должен завесить — в этом его свобода. Поможет ли это вам, если вы знаете, что ваша судьба решается где-то независимо от вас и без вашего участия, а нечего не можете изменить?
7. Психология толпы такова, что чем ярче, оригинальнее и неповторимей человек, тем больше он вызывает завести и злобы. Если бы Моцарт не был гениальным композитором, он прожил бы намного дольше, Никакой Сальери ему бы не завидовал. Мы часто слышим: будьте как все, не высовывайтесь, не стройте из себя умников! Может быть, в этих призывах действительно есть доля истины?
8. Человек всегда мечтает о великой доле, любой лейтенант мечтает стать маршалом. Но философы говорят, что любая жизнь достойна, если ее живешь как свою жизнь. В любой жизни, не только в великой, моно найти массу радостей и наслаждений. Согласны ли вы с этим? Или, может быть, человек приходит к этой мудрости, когда понимает, что ему самому достичь славы, почета, всеобщего признания явно не удастся?
Источник: studbooks.net
Вопросы для размышления
«Формирование любви к теплу, — сказал мистер Фостер — Горячие туннели чередуются с прохладными. Прохлада связана с дискомфортом в виде жестких рентгеновских лучей. К моменту раскупорки зародыши уже люто боятся холода. Им предназначено поселиться в тропиках или стать горнорабочими, прясть ацетатный шелк, плавить сталь.
Телесная боязнь холода будет позже подкреплена воспитанием мозга. Мы приучаем их тело благоденствовать в тепле. А наши коллеги на верхних этажах внедрят любовь к теплу в их сознание, — заключил мистер Фостер.
- — И в этом, — добавил назидательно Директор, — весь секрет счастья и добродетели: люби то, что тебе предначертано. Все воспитание тела и мозга как раз и имеет целью привить людям любовь к их неизбежной социальной судьбе» (0. Хаксли. О дивный новый мир).
- 6. Приведенный ниже текст написан философом XX века Дж. Сантаяной. Что, по вашему мнению, хотел сказать о человеке Сантаяна? Насколько важно учитывать в рассуждениях о человеке не только его духовность, но и его телесность?
«Если бы. амбиции духа преобладали у кого-либо целиком (так, как это происходит у святого и даже у философа), он не смог бы остановиться даже на сочувствии, которое, сохраняя животную веру, он допустил бы и уважал бы при этом естественные интересы других так, как свои собственные. Он бы поспешил восстать против этих естественных интересов в себе, назвал бы их тщетными или греховными, поскольку его дух не смог бы никогда оправдать их, и начал бы соблюдать некую дисциплину, укрощая тело и преобразуя страсти, чтобы освободить себя от этого позора и неволи. Он не достиг бы в этом успеха: но для спекулятивных целей я предположу на мгновение, что он в этом преуспел. Что произошло бы?
Он был бы более счастлив голодая, чем принимая пищу, оставаясь холодным, чем любя. Не разделяя импульсов своего тела, он расценивал бы его как нелепый механизм; и тела других стали бы для него такими же нелепыми механизмами, к которым он не смог бы испытывать никакой симпатии.
Его симпатия, если бы она вообще уцелела, превратилась бы в жалость к духу, закованному в эти тела грехом и невежеством и возможно даже не пытающемуся освободиться, но страдающему в этих тюрьмах от бесконечной боли и позора. Он мог бы стремиться спасти дух других, как и свой; но, становясь бесчувственным к собственным “животным” превратностям, он бы ожесточился против них (результат, еще более легко достижимый) и являл бы собой презрение к жизни мира и плач по нему» (Дж. Сантаяна. Скептицизм и животная вера).
Источник: ozlib.com